среда, 8 апреля 2020 г.

О.И. Федотов. "Старик, пишу тебе по-новой...» (Стихотворные письма Бродского к Виктору Голышеву)


Значительную часть поэтического наследия Бродского составляют произведения, принадлежащие к обособленной жанровой ассоциации дружеских посланий и писем [Федотов 2018: 243-248]. Некоторые из них обнаруживают тенденцию к циклизации, таковы: «Письма римскому другу. Из Марциала», 1-9, Март 1972, «Письма династии Минь», I-II, 1977, «Письма Виктору Голышеву», 1-3 (4), 1971-1995, а также тоже явно циклизующиеся между собой одиночные послания с экзотическими адресатами, адресом, способом или местом отправления: «Письмо в бутылке», Ноябрь-декабрь 1964, «Назо к смерти не готов...», 1964-1965, «Ex ponto. Последнее письмо Овидия в Рим», до 1 мая 1965, «Ниоткуда, с любовью, надцатого мартобря», 1975-1976, «Письмо в оазис», 1991, «Письмо в академию», 1993, Нью-Йорк и мн. др.[1]
В докладе рассматривались нас четыре письма, которые Бродский посвятил своему давнему другу переводчику англо-американской литературы на русский язык Виктору Голышеву, были написаны на протяжении едва ли не всей творческой жизни поэта и отправлены адресату в разное время из разных мест. Первое «Старик, как жаль, что ты не смог...» написано 16 января 1971 г. в Ялте, второе, с характерным подхватом, намекающим на продолжение переписки, «Старик, / давным-давно из Ялты...», 22 мая 1974 г. в Нью-Йорке, третье «Старик, / ты узнаешь ли эту...» в 1977 г., контекстуально тоже нью-йоркское, выполнено онегинской строфой, и, наконец, четвертое «Старик, пишу тебе по-новой...» 8 декабря 1995 г. Бродский отправить, видимо, отправил также из Нью-Йорка, но опубликовать не успел; с согласия адресата оно было опубликовано в «Новой газете» (№35 от 22 Мая 2000 г.).

12 комментариев:

  1. Олег Иванович, понятно, что обращение «старик» в 1995 году прочитывается иначе, чем в 70-е гг., хотя бы потому, что реальная старость приближается. А есть ли все-таки «страх старения» в стихотворениях, кроме навеянного монологом Гамлета? Какие вообще ассоциации доминируют со словом смерть?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Бродский старел как-то очень стремительно. Здоровья ему не хватало с молодых лет, да он еще и сам себя не щадил (курил по две пачки в день: "...но сигарета - мой Дантес"), поэтому он свыкся с мыслью, что век его будет коротким: "Век скоро кончится, но раньше кончусь я...". Так оно и случилось. Однако "страх старения" не был его навязчивой идеей, он сознательно глушил его идеей бессмертия, запросто общался с давно умершими предшественниками (Письмо Горацию») и едва ли не с начала своего творческого пути создавал варианты своего Exegi monumentum, начиная с "Я памятник себе воздвиг иной...", 1962, до одного из последних своих стихотворений "Корнелию Долабелле", 1995, в котором уравнивал себя с римским проконсулом: "Я и сам из камня и не имею права / жить". Мрамор сужал ему аорту не только метафорически...

      Удалить
  2. Обращение "старик", как видно и доклада Е. А. Пастернак, использует, возможно, именно за Бродским, Б. Рыжий. Это, конечно, тоже 90-е годы - и молодому поэту лет 20 (он 1974 г.р.), но в нашем поколении (а я на 10 лет старше), помнится, обращение "старик" не было особо употребительным, как раньше у старших. Тогда, кстати, многие молодые поэты читали (исполняли) свои стихи в манере Бродского.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Я всего на полгода моложе Бродского, поэтому вместе с ним мог и пока продолжаю следить за языковыми веяниями в поэзии. Мне кажется это обращение было и остается характерным не столько для определенного времени, сколько для определенного круга носителей языка, от их манеры общения, литературной ориентации и культурного самочувствия.

      Удалить
  3. Олег Иванович, спасибо большое за прекрасный доклад! Хочу уточнить: можно ли сказать, что у Бродского готовность умереть рано (по понятным биофизическим причинам) как бы отсекала рефлексию над собственно старостью, вытесняя ее рефлексией над смертью/бессмертием? В таком случае возраст вообще - не интересная ему категория, в фокусе внимания - жизнь как процесс подготовки к дальнейшему?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Соглашусь с Вами. Очень тонкое наблюдение. Но, я думаю, здесь все гораздо сложнее. Проблема времени соотносительно с пространством его всегда как поэта аналитического склада чрезвычайно волновала. Самого же себя в разное время он, действительно, воспринимал в целом отстраненно от возраста, за исключением "1972 года", начинающегося с пресловутой птицы, влетающей в форточку, где он концептуально сосредоточен на процессе старения. Оно существенно дополняет дружескую переписку с Голышевым. Благодарю Вас за вопрос, побуждающий не торопиться с однозначным ответом и размышлять дальше. (ОИ)

      Удалить
  4. Спасибо! Приятно как будто слышать голоса наших постоянных докладчиков, с которыми в этом году не встретились очно!
    У меня несколько мелких вопросов и уточнений:
    1. Когда 30-летний автор называет себя «старым графоманом», тут, может, и нет никакого вызова - он пишет большую часть жизни, так что графоман он действительно "старый", то есть давний
    2. В "Мартовских идах" Уайлдера внимание Бродского могла привлечь не только фигура поэта, но и фигура Цезаря; для правителя подступающая старость - одна из важных тем, и это в романе, помнится, довольно настойчиво повторяется
    3. Нет ли в текстах отсылок к другим переводам Голышева, тоже популярным и ставшим классическими?
    4. Противоречащая как будто контексту строка "Птица уже не влетает в форточку" мне напомнила не примету, а знаменитую фразу "Гони природу в дверь - она влетит в окно!" И тогда птица - воплощение природы и вдохновения, и старость действительно подступает...
    5. И более глобальное, наверное: стихи Бродского становятся все более "литературоцентричными", в обращениях к Голышеву это тоже заметно; влияет ли это изменение на характеристику старости? становится ли старость более "литературной", нежели "реальной"?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Благодарю и Вас за такое - на расстоянии - пиршество духа! Попытаюсь внятно отреагировать на Ваши вопросы и уточнения:
      1. "старый графоман" - это и констатация стажа графоманства, иначе, писания "стишков", и дань молодежно-сленговому обращению "старик".
      2. Ваше допущение разделяю, хотя утверждать наверняка я бы не рискнул.
      3. Мне такие отсылки неизвестны, но они вполне могут быть в частной переписке, которая полностью не опубликована.
      4. Первый стих "1972 года" не поддается однозначной трактовке: Бродский мог подразумевать и традиционно зловещую примету, и благую весть, как представляется Сергею Викторовичу, и карамзинскую максиму о природе, а скорее всего - все вместе, как это свойственно поэтическому высказыванию вообще.
      5. Да, Вы правы, Бродский до предела литературоцентрический поэт, хотя и много повидал и испытал в реальной жизни. Оттого-то в его поэзии так много вечных литературных образов: библейских, античных, шекспировских etc. Была ли отчетливая эволюция? Вряд ли. Обращаясь к Голышеву этикетно-брендовым словечком "старик", он по крайней мере в трех первых посланиях не имел в виду реальный возраст адресата, только в заключительном 4-м, называя Голышева "стариком / старичком", а его жену "старухой", поэт проецировал на своих корреспондентов свое ощущения реально нАдвигающегося старения. Отличие старости реальной от литературной ? Ну, наверное, только в том, что одна является отражением другой... Причем, далеко не зеркальным.

      Удалить
  5. Олег Иванович, по поводу птицы и форточки. Тут не только синичка с вестью о смерти. По приметам, залетевшая птица может быть предвестником чего-то хорошего (это начинается с голубя, принесшего Ною добрую весть). Можно трактовать стих "Птица уже не влетает в форточку" - "никто не приносит хороших вестей".

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Спасибо, дорогой Сергей Викторович. Ваше версия несомненно логичнее моего предположения. Но я склонен в трактовке поэтических образов синтезировать разнонаправленные смысловые векторы: любой из них "то и не то", как любил говорить о рифме ЮрМих Ломан. Но в статье соответствующий фрагмент непременно поправлю. Ваш ОИ

      Удалить
    2. Дорогой Олег Иванович, спасибо! Я вот еще о чем подумал: все-таки синицу (синичку) мы называем скорее "птичкой", а не птицей.

      Удалить
  6. Диминутив, я думаю, употребляется скорее как знак эмоциональный, чем смыслоразличительный. В лексиконе Бродского "птичка" выглядела бы неуместным сюсюканьем. А потом "птица" в составе начальной рифмы-анафоры созвучна "девице". И наконец, почему обязательно синица? Недоброе предчувствие может быть связано и с залетевшими в жилище воробьем или даже голубем. Не тем, конечно, который принес Ною оливковый лист с Арарата.
    В заключение хочу поделиться с коллегами объявлением. По совету АЮ Сорочана, я разослал ссылку на наш блог самым активным своим корреспондентам, чтобы и они стали участниками обсуждения. Некоторые отозвались, правда, лишь в письмах. Среди них оказалась моя однокурсница по Казанскому университету 1962 г. выпуска, а затем и по аспирантуре в МГПИ 1969-1971 гг. Майя Яковлевна Левянт. Сейчас она живет в Балтиморе (США). Обсуждаемая нами проблема, как оказалось, была просто выстрадана ею и она прислала свое пространное эссе, которое АЮ внедрил в дополнительный блог. Поскольку в нем несколько раз в унисон моему докладу упоминается Бродский, я счел уместным прикрепить в моей "анонимной" рамке для ответов ссылку: https://starost2020.blogspot.com/p/blog-page_10.html

    ОтветитьУдалить